Интересное, НО...не кино...
Почитайте - тут аукается и ледоруб, и горные стрелки и еще много чего
http://www.berkovich-zametki.com/2010/Zametki/Nomer8/Altshuler1.php"...Однако обнаруженные документы не дают прямого ответа на ключевой вопрос: явилась ли гибель Олега Вавилова результатом несчастного случая или же это было спланированное преднамеренное убийство? И кто же на самом деле Борис Шнейдер, бывший единственным свидетелем (а возможно виновником) трагического срыва Олега Вавилова со скалы на склоне горы Семенов-Баши.
Участники разбирательства на Президиуме Всесоюзной секции альпинизма отмечали неадекватное поведение Шнейдера, граничащее с психическим заболеванием. Этой же причиной (если не рассматривать вариант спланированного убийства), вероятно, могут объясняться невозможное для многоопытного альпиниста решение идти по мокрым скалам в лыжных ботинках, забытый на привале ледоруб, патологически заторможенное поведение сразу после падения Олега, и на следующий день, и позже – во время поисковой экспедиции на Кавказ (подробно об этом в статье Я.Г. Рокитянского «Сын гения. Олег Николаевич Вавилов (1918-1946)», «Человек», № 6 2003 г. и № 1 2004 г.). Примем также во внимание попытку самоубийства Б.И. Шнейдера на Эльбрусе летом 1946 года и обнаруженный журналистом газеты «Совершенно секретно» документ, согласно которому он в мае 1945 года в возрасте 39 лет был снят с воинского учета («Не из-за проблем ли с психикой?..», – Таисия Белоусова, «Непройденный маршрут», «Совершено секретно», 9 сентября 2008 г. –
http://www.sovsekretno.ru/magazines/article/2001 , см. подробнее ниже).
На этих вопросах, на этой неоднозначности в интерпретации событий наши изыскания застопорились – до момента, когда в дело включился настоящий профессионал. Исследование, проведенное Таисией Михайловной Белоусовой, вызывает искреннее восхищение и преклонение. Ознакомившись с представленными нами материалами, а также с обвинительной в адрес Шнейдера статьей в «Московском комсомольце» (24.07.2007, «Сброшен по приказу сверху» – интервью историка Якова Рокитянского Ольге Богуславской), она решила защитить доброе имя Бориса Ивановича Шнейдера, и она сумела установить уникальные факты его биографии. Подробности – в указанной статье в газете «Совершенно секретно». На вопрос, чем на самом деле занимался Шнейдер, Таисия Михайловна отвечала кратко: «Родину защищал».
Альпинист – спецназовец, для которого все указываемые в анкетах места работы (включая и Институт философии РАН) были всего лишь «крышей». Итак, война. Цитируем Таисию Белоусову:
«Как Шнейдер попал на Кавказ, предположить могу. Из Москвы он не эвакуировался… Либо попал, как другие студенты МИФЛИ, в истребительный батальон, уничтожавший диверсантов в прифронтовой полосе, а потом защищавший Москву, либо в числе других спортсменов записался в Отдельный мотострелковый батальон особого назначения (ОМСБОН) НКВД и воевал за линией фронта. Второе – вероятнее всего, ибо он в совершенстве владел немецким. Как я установила, Шнейдер был не русским, как указывал в документах, а немцем. И до 14 лет жил в деревне Булганак Симферопольского района Крыма – бывшей немецкой колонии Кроненталь, основанной при Александре I.
На Кавказ Шнейдер мог попасть летом 1942 года либо с ОМСБОНом, который занимался борьбой с немецкими диверсантами и бандами дезертиров, либо в числе тех 150 альпинистов, которых Павел Судоплатов по заданию Берии отправил в Закавказье. Последние готовили красноармейцев к боевым действиям в горах, эвакуировали местных жителей, минировали перевалы и участвовали в их обороне, были разведчиками и проводниками. Шнейдер, исходивший Центральный Кавказ вдоль и поперек, тут был не лишний».
Таисия Михайловна сумела установить, что в 1943 году в течение 4 месяцев Шнейдер был инструктором «в знаменитой школе «Горельник» (находилась в подчинении ВКФС и Наркомата обороны СССР), он готовил горных стрелков, а точнее горных разведчиков-диверсантов». Она нашла легендарного Юрия Николаевича Менжулина, который в 1943-м после ранения возглавлял учебную часть школы и который в 2008 году был, увы, уже смертельно болен. Бориса Шнейдера он хорошо помнил и говорил о нем только хорошее – и как о человеке, и как о высочайшем специалисте своего дела. И очень эмоционально («Он что, зомбирован был!») реагировал, когда узнал от Таисии Михайловны, что Шнейдер пошел на мокрые скалы в лыжных ботинках. Этой впечатляющей детали разговора нет в статье в «Совершенно секретно», Таисия Михайловна рассказала нам о ней в процессе работы над материалом. Где был Б.И. Шнейдер с октября 1943 г. по апрель 1944 г. неизвестно, возможно выполнял самые сложные задания в тылу врага. Снова слово Таисии Белоусовой:
«Поскольку после 2 октября имя Шнейдера в документах не встречается, есть основание считать, что в начале октября он отбыл из «Горельника» с первыми выпускниками школы. 60 человек (48 выпускников, остальные – командиры-инструкторы) оказались в лагере у подножия Эльбруса. 13 человек остались в лагере инструкторами, остальных распределили в Заполярье, Карелию, на Шпицберген, в Иран. Ходили слухи, что большая часть курсантов первого и второго выпусков воевала за линией фронта, в том числе в Карпатах, горах Югославии и Судетских Альпах. Операции, в которых они участвовали, и сегодня засекречены. По свидетельству Менжулина, никого из этих 102-х курсантов после войны он не встречал…
Куда попал Шнейдер, я не знаю. Но в Москве он появился в апреле 44-го. Вроде бы работал цензором в Мосгороблите (еще одна "крыша"?), а по совместительству два месяца преподавал в МИСИ, откуда уволился под предлогом занятости на курсах ЦК ВКП(б). В ноябре, сдав экзамены в аспирантуру, он снова исчезает и появляется в столице лишь в мае 45-го, при этом его в 39 лет снимают с воинского учета. Не из-за проблем ли с психикой? Сегодня часто говорят об афганском и чеченском синдроме. А вот о том, как на психике людей сказалась Великая Отечественная война, мы почти ничего не знаем... Летом 45-го Шнейдер уезжает в экспедицию на Тянь-Шань (по приглашению В.В Немыцкого, с которым был давно знаком – авт.). А по возвращении узнает, что из аспирантуры его отчислили. Не исключено, что тогда он решает изменить свою жизнь: стать профессиональным инструктором в альплагере. Но трагедия на Семенов-Баши разрушила все планы».
***
Мы много общались с Таисией Михайловной Белоусовой в процессе ее работы над статьей. Много спорили. Она стояла на своем – не убивал, все странности поведения объясняются проблемами психики. Наша точка зрения была и остается другой – убил, выполняя Приказ. Читатель вправе выработать свою позицию. Но хотим сказать в заключение нечто бесспорное, основанное на полученной Таисией Белоусовой уникальной информации.
Она установила, что Б.И. Шнейдер был глубоко военным человеком, выполнявшим сложнейшие специальные задания, без сомнения с риском для своей жизни. И если (сейчас мы ничего не утверждаем, а только рассматриваем этот вариант) руководство поручило Шнейдеру деликатное задание по тихому, обязательно тихому, устранению Олега Вавилова, то его долг как военнослужащего (неважно, что комиссованного, бывших спецназовцев НКВД не бывает) состоял в том, чтобы выполнить это задание наилучшим образом. Для этого вполне мог сгодиться «забытый» на привале на скалах ледоруб. И Шнейдер сумел сделать так, чтобы никто из группы не пошел к месту трагедии. А то, что тело Олега Вавилова обнаружили через 4 месяца (что доказало, что он не бежал в Турцию) – это настоящее чудо, ставшее, как можно предполагать, серьезным проколом для высоких «заказчиков» убийства. Важно отметить, что после обнаружения тела Олега не было никаких новых разбирательств, и также отсутствуют документы о каких-либо действиях Генеральной прокуратур СССР в связи с указанной просьбой Комитета по физкультуре и спорту о привлечении к ответственности В.В. Немыцкого и Б.И. Шнейдера.
При этом, выполнив предполагаемый Приказ, Шнейдер также пожертвовал собой. Если принять нашу версию, то не выполнить Приказ он не мог, сказать о нем, очевидно, тоже не мог нигде и никогда. Вот он и вел себя «странно» и во время поисковой экспедиции, и при разборе дела на Всесоюзной секции альпинизма. А горы составляли смысл его существования, и вполне понятная обструкция альпинистского сообщества стала для него личной трагедией. Альпинисты осудили Шнейдера, ВКФС запретил его участие в экспедициях. Возможно, именно с этим связана его попытка самоубийства на Эльбрусе в июле 1946 года, о чем одному из нас (Ю.Н.В.) рассказал известный альпинист Борис Рукодельников, участвовавший в спасательной операции...."
http://www.sovsekretno.ru/articles/id/2001"...След ледоруба
В апреле для поисков Вавилова ВКФС выделяет 20 тысяч рублей. Секретарю Клухорского райкома партии и районному прокурору отправляют письма с просьбой направить в Домбай хирурга и следователя, чтобы установить: погиб ли Вавилов сразу или же он был жив какое-то время и ему можно было помочь. Еще не выехала из Москвы поисковая экспедиция, а зампредседателя ВКФС Никифоров обращается к Генпрокурору К.П. Горшенину с просьбой привлечь к уголовной ответственности Немыцкого и Шнейдера. Причину такой поспешности мне объяснил старый альпинист: «Если погибал родственник высокопоставленной персоны, спортивные чиновники всегда старались возбудить уголовное дело. Однако по этим делам осужден никто не был».
Отчет о работе второй экспедиции я отыскала в Государственном архиве РФ (ГАРФ).
21 апреля Захаров, Гусак, Сидоренко, Ануфриков, Малеинов, Бергялло, Курносова прибыли в Теберду. Поскольку родные решили похоронить Вавилова на Кавказе, Захаров договорился, что после обнаружения тела оно будет сфотографировано со всех сторон и спущено в Домбай, куда прибудут медэксперт и следователь. Из-за сильных дождей, сноса моста через реку Алибек и схода 15 лавин к месту поисков добрались только 1 мая. После тщательного изучения местности группа приходит к выводу, что «показания Шнейдера о пути подъема по стене, месте срыва Вавилова, его падении, остановке на кулуаре, нахождения Шнейдером более легкого пути выхода на гребень после падения Вавилова вполне близки к истине».
Так как Курносова по-прежнему сомневалась, а вдруг Шнейдер все-таки причастен к падению Олега, альпинисты, чтобы опровергнуть или подтвердить эти сомнения, 7 мая прошли по пути Вавилова-Шнейдера. После чего Сидоренко пишет «Выводы»: «Стена, по которой поднимались Шнейдер и Вавилов, выше 60 м при общей крутизне 70-75 градусов. Общая величина падения Вавилова от места срыва до начала кулуара 50-55 м. Местонахождение Шнейдера от места срыва Вавилова – 30-35 м (по горизонтали), с других участков, расположенных выше и ниже примерного места нахождения Шнейдера на гребне, «дна» кулуара не видно, тем более не видно место, где остановилось тело Вавилова после падения». Таким образом, Курносова убедилась в том, что Шнейдер не мог сбросить ее мужа в пропасть. Но ее мучил и другой вопрос: а что если Олег после падения был жив?
Поиски были долгими. В июне по семейным обстоятельствам уехали в Москву Захаров и Ануфриков, затем – по служебной необходимости – отбыли Гусак и Малеинов. Их заменили начальник и инструктор лагеря «Наука» Назаров и Никитин, а также инструктор из лагеря «Молния» Оробинский. 10 июня при очистке кулуара от снега искусственным вызовом лавин Курносова нашла тело мужа.
В статье Я. Рокитянского «Сын гения» приводится следующий рассказ Курносовой. После обнаружения тела она привезла из Теберды двух милиционеров, выписавших ей «свидетельство о смерти», где говорилось, что у Олега «справа в височной области след от удара ледорубом». Два экземпляра документа она привезла в Москву; один передала в ФИАН, откуда он исчез. Однако в качестве иллюстрации к статье факсимильно было воспроизведено свидетельство о смерти, где говорилось, что Олег Вавилов погиб при восхождении на Семенов-Баши, и никакого упоминания о ране в нем не было. О каком же документе рассказывала Курносова?
Из телеграммы спасателей было известно, что они везут в Москву заключение экспертов. Но в ГАРФ этого документа я не нашла. Зато установила, что в 1946-47 годах в Домбае по факту гибели альпинистов составляли акты. Если гибель вызывала подозрение, тело осматривали судмедэксперт города Клухори (ныне Карачаевск) С.Г. Жгенти и главврач какой-либо из больниц Теберды. После чего составлялся «Акт на погребение» с описанием повреждений. А потому можно предполагать, что с Курносовой в Домбай прибыли медики, и в Москву она привезла не только свидетельство о смерти, но и «Акт на погребение». В поисках последнего обращаюсь ко второму мужу Курносовой Фрадкину. Моисей Иосифович с документом знаком, но отыскать его не может. Прошу вспомнить, было ли в нем упоминание об ударе ледорубом. Фрадкин возмущается: «Лидия Васильевна не могла сказать такое. В документе говорилось о ране «по размерам с лопатку ледоруба»!
Скорее всего, в Домбае у эксперта линейки не нашлось, зато неподалеку лежал ледоруб, с которым альпинисты ходили на поиски.
Юрий Вавилов, несмотря на итоги моих изысканий, по-прежнему убежден, что Олега убили, что уголовное дело существовало. Спрашиваю: а почему в таком случае Курносова не интересовалась ходом следствия? «Ее оберегали от волнений».
Не верится, что Курносову, благодаря настойчивости которой и состоялись две поисковые экспедиции, которая не сдалась даже тогда, когда ее помощники стали разбегаться, перестали интересовать обстоятельства гибели мужа. А потому могу предположить: медики в Домбае объяснили ей, что Олег при падении получил повреждения, несовместимые с жизнью, и по кулуару катилось уже безжизненное тело. Поэтому никакого уголовного дела заведено и не было.
Казалось, в этой истории можно ставить точку. Но мне не давала покоя существенная деталь – поведение Шнейдера в тот злосчастный день.
41-летний Шнейдер, хорошо владевший горными лыжами, был весьма опытным альпинистом: 11 восхождений на восточную и западную вершины Эльбруса, покорение трех вершин (Ляльвер, Гестола и Катын-Тау) знаменитой Безенги, траверс Бжудуха и Замка, первовосхождение в зимних условиях на пик Молодая Гвардия, первовосхождение (траверс) трех вершин Белая Шапка и т.д. Почти всегда он шел руководителем группы. С 1937 года участвовал в спасательных работах, в том числе транспортировал пострадавших с Эльбруса, руководил спасательной станцией Миссес-Кош. Почему же такой опытный человек 4 февраля так грубо нарушил правила горновосходения, действовал столь неадекватно?
Кто вы, товарищ Шнейдер?
Изучаю вот уже в который раз документы Шнейдера – официальную и спортивную биографии, анкеты, справки с места работы и учебы, заявления и пр. Личностью он был необычной и незаурядной. В 1924 году поступил на физмат МГУ, после 2-го курса по призыву комсомола ушел на завод, где работал токарем, был секретарем комсомольской организации. В 30-м году поступил в ИФИ (Институт философии и истории, созданный на базе гуманитарных факультетов МГУ); после 2-х курсов ушел по семейным обстоятельствам, работал председателем завкома и преподавал марксизм-ленинизм на курсах при райкоме партии. В 38-м поступил в элитный МИФЛИ (Московский институт философии, литературы и истории), где конкурс почти 20 человек на место, где учились А. Твардовский, К. Симонов, Д. Самойлов, А. Солженицын. В 41-м институт объединили с МГУ. В 42-м по сокращенной программе Шнейдер окончил МГУ. В 1942–1944 годах – политредактор в Главлите; в 1944–1945-м – политредактор в Мособлгорлите.
Ну, думаю, все понятно: в войну МГУ был эвакуирован в Ашхабад, куда попал и Главлит, вот он туда и пристроился. А быть может, его не взяли на фронт по болезни? Но если были серьезные проблемы со здоровьем, как же тогда в 45-м он смог совершить труднейшие восхождения на Тянь-Шане? Загадка…
Вновь пересматриваю шнейдеровские документы и вдруг нахожу то, на что раньше не обращала внимания. В анкете, где перечисляются восхождения по годам, и в спортивной биографии за 1943 год указаны перевалы Селлы, Абая, Туюк-Су и вершины Абая, Туюк-Су, Молодая Гвардия, Комсомолец, Амангельды, Молодежный… Раскрываю атлас: перевал Селлы – это Кавказ, а Абая, Туюк-Су и Молодая Гвардия и т.д. – Заилийское Алатау (Казахстан).
Как Шнейдер попал на Кавказ, предположить могу. Из Москвы он не эвакуировался, так как здесь оставался его отец, заведовавший перевозками в Наркомтекстильпроме. В аудитории он вряд ли сидел. Либо попал, как другие студенты МИФЛИ, в истребительный батальон, уничтожавший диверсантов в прифронтовой полосе, а потом защищавший Москву, либо в числе других спортсменов записался в Отдельный мотострелковый батальон особого назначения (ОМСБОН) НКВД и воевал за линией фронта. Второе – вероятнее всего, ибо он в совершенстве владел немецким. Как я установила, Шнейдер был не русским, как указывал в документах, а немцем. И до 14 лет жил в деревне Булганак Симферопольского района Крыма – бывшей немецкой колонии Кроненталь, основанной при Александре I.
На Кавказ Шнейдер мог попасть летом 1942 года либо с ОМСБОНом, который занимался борьбой с немецкими диверсантами и бандами дезертиров, либо в числе тех 150 альпинистов, которых Павел Судоплатов по заданию Берии отправил в Закавказье. Последние готовили красноармейцев к боевым действиям в горах, эвакуировали местных жителей, минировали перевалы и участвовали в их обороне, были разведчиками и проводниками. Шнейдер, исходивший Центральный Кавказ вдоль и поперек, тут был не лишний.
А как он попал в Казахстан? Вновь перечитываю анкету. Вот оно! Отвечая на вопрос: где и когда вы работали инструктором, Шнейдер в самом конце пишет: «1943. шк.инст-в Алма-Ата».
Ищу в Интернете школу инструкторов в Алма-Ате. Вот это сюрприз! В то время, когда Борис должен был перебирать бумажки Главлита, в знаменитой школе «Горельник» (находилась в подчинении ВКФС и Наркомата обороны СССР), он готовил горных стрелков, а точнее горных разведчиков-диверсантов.
Единственный человек, которому довелось работать с документами школы, хранящимися в Центральном государственном архиве Республики Казахстан, – доктор исторических наук Павел Белан из Алма-Аты. Но в его статье «Горные стрелки из «Горельника» инструктора Шнейдера, увы, нет. В 2005 году о Горельнике писала и алмаатинка Людмила Варшавская. Ей удалось побеседовать с кавалером ордена Красной Звезды, трех орденов Великой Отечественной войны Юрием Менжулиным. Юрий Николаевич – личность легендарная: в 43-м после ранения возглавлял учебную часть школы, весной 44-го ушел на фронт, геройски воевал в разведке и даже ухитрился со своими бойцами взять Русский перевал в тылу у немцев. После войны стал заслуженным мастером спорта СССР по альпинизму и заслуженным тренером СССР.
Варшавская и ее знакомые отыскали номер телефона Менжулина, однако меня предупреждают, что он тяжело болен.
Услышав слабый голос, я на седьмом небе от счастья. Объясняю, чем занимаюсь, и спрашиваю, не помнит ли он Шнейдера.
– Конечно, помню, – отвечает Менжулин, и голос его крепнет. – Высокий, худощавый, лохматый, неухоженный философ. Человеком был спокойным, преподавателем – хорошим, доходчиво все объяснял курсантам. В работе – педантичен, аккуратен и нетороплив. Курсантов готовил не только теоретически, но ходил с ними на горно-тактические учения, отрабатывал тактику боевых действий. Оружием владел хорошо. Помню, он ухаживал за симпатичным инструктором Галей Сивицкой, видел не раз, как они ворковали. Но потом та вышла замуж за начальника штаба школы Мишу Грудзинского.
– Мог Шнейдер прибыть в Горельник с Кавказа?
– Да, хотя он об этом не говорил. Мы случайно узнали, что один из наших инструкторов воевал на Кавказе. Но тот тоже ничего не рассказывал: либо давал подписку, либо был приказ командования.
– Мог Шнейдер быть агентом НКВД?
– «Тихушником»? Ни в ком случае! Всех «тихушников» мы знали. Работай он на НКВД, мы бы легко вычислили это и постарались избавиться от него.
Рассказываю Менжулину о трагедии на Семенов-Баши и разборках.
– Чтобы судить Шнейдера, надо самому побывать на его месте, – говорит он. – В 43-м на глазах у меня и адъютанта слетел с вершины полковник Горин и разбился насмерть. Мы также долго находились в шоке. И эвакуировать тело через два перевала не могли. Нас тоже таскали, мол, недоглядели, но из-за войны все быстро прекратилось. А тело достали только через месяц, ходила за ним большая группа.
– Мог ли Борис в результате ссоры убить Вавилова?
– Бред! Это полностью исключено, потому что он был добрый и интеллигентный человек.
В спортивной биографии Шнейдер указывал, что в школе он пробыл 4 месяца. Павел Белан, с которым все-таки удалось связаться, сразу сообщил: фамилию Шнейдера встречал в книге приказов по школе. 2 августа 1943 года Шнейдер был назначен командиром-инструктором 3-го отделения. 15 августа, 27 сентября и 2 октября ему были объявлены благодарности: за проведение альпиниады и восхождение на вершину Школьник с 38 выздоравливающими офицерами и солдатами «в сложных условиях непогоды»; «за честное выполнение возложенных обязанностей» во время горно-тактического похода курсантов; «за отличную преподавательскую работу».
Поскольку после 2 октября имя Шнейдера в документах не встречается, есть основание считать, что в начале октября он отбыл из Горельника с первыми выпускниками школы. 60 человек (48 выпускников, остальные – командиры-инструкторы) оказались в лагере у подножия Эльбруса. 13 человек остались в лагере инструкторами, остальных распределили в Заполярье, Карелию, на Шпицберген, в Иран. Ходили слухи, что большая часть курсантов первого и второго выпусков воевала за линией фронта, в том числе в Карпатах, горах Югославии и Судетских Альпах. Операции, в которых они участвовали, и сегодня засекречены. По свидетельству Менжулина, никого из этих 102-х курсантов после войны он не встречал…
Куда попал Шнейдер, я не знаю. Но в Москве он появился в апреле 44-го. Вроде бы работал цензором в Мосгороблите (еще одна «крыша»?), а по совместительству два месяца преподавал в МИСИ, откуда уволился под предлогом занятости на курсах ЦК ВКП(б). В ноябре, сдав экзамены в аспирантуру, он снова исчезает и появляется в столице лишь в мае 45-го, при этом его в 39 лет снимают с воинского учета. Не из-за проблем ли с психикой? Сегодня часто говорят об афганском и чеченском синдроме. А вот о том, как на психике людей сказалась Великая Отечественная война, мы почти ничего не знаем.
Летом 45-го Шнейдер уезжает в экспедицию на Тянь-Шань. А по возвращении узнает, что из аспирантуры его отчисли. Не исключено, что тогда он решает изменить свою жизнь: стать профессиональным инструктором в альплагере. Но трагедия на Семенов-Баши разрушила все планы.
В июле того же 46-го он хотел пойти в горы с какой-то группой, для чего взял из личного дела в Институте философии справку ВКФС, где высоко оценивалось его участие в Чаткалькой экспедиции. Но, памятуя о запрете ВКФС, его не берут. Он уезжает на Кавказ в одиночку и идет на «Приют одиннадцати», где оставляет записку: решил покончить жизнь самоубийством, в моей смерти прошу никого не винить, ухожу на седловину Эльбруса.
Лучшего места для самоубийства не придумать. Стоит лишь сесть, расстегнуть куртку, а дальше мороз в 30-50 градусов быстро сделает свое дело, ветер (до 50 м/с) унесет тело по ледяной пустыне до ближайшей трещины. Но записку нашли альпинисты и поднялись на седловину. Обматерив Шнейдера, дав ему по физиономии, привели его в чувство и заставили идти вниз. Об этой истории Юрию Вавилову поведал участник той спасательной экспедиции известный альпинист Борис Рукодельников. А на встрече с друзьями-альпинистами в Доме ученых Рукодельников о Шнейдере, с которым ему довелось общаться в лагере, вспоминал как о скромном и деликатном человеке.
Я пыталась узнать, как сложилась дальнейшая судьба Шнейдера. Потомков его искать бесполезно, он не был женат. Дом, в котором он жил в 1940-е годы расселили еще в 60-е. Пыталась установить дату его кончины по времени погашения партийного билета. Тут помогли сотрудники Российского государственного архива социально-политической истории. Оказалось, что Борис Иванович получал новые партбилеты при обменах 1953-го и 1974 годов. Но его учетная карточка осталась непогашенной. Это может свидетельствовать об одном: Шнейдер дожил до ликвидации КПСС, когда райкомы и парткомы перестали регулярно передавать документы в архивы. Только вот после 1946 года на восхождения он уже не ходил. Ему оставалось только завидовать тем, «другим, у которых вершины еще впереди…» ..."
Послесловие. На самых первых порах, читая свидетельства Юрия Ефимовича Юдина, случалось приходила в голову мысль.
Что ему "подзачистили" некие спецы воспоминания о том, как и с какими приключениями он возвращался со 2 Северного до дому.
Потому что читается среди его вполне связной речи на другие темы некоторая бессвязность воспроизведения знаний по теме своей ГД.
Словно затык в памяти, который его самого удивляет и пугает. Вроде как все хорошо, но вот спутано и смазано всё, что касаемо прихода на 2 Северный и собственно возвращения. Да - есть дневника остатки. Да - есть записи про аптекаря и его семью. И мастерство аптекаря вне аптечного дела - описано подробно. Но что-то там еще было, то - что не описано и не оставлено в памяти.
Вот и этот Шнайдер напоминает мне человека с правками на памяти. Дали приказ, вживили задачей - убрали все воспоминания и мотивации. Человек сделал - и не понял почему и зачем ему это надо было...
Автор
Тема: Некриминальное чтиво... (Прочитано 96122 раз)
