Питер Бэ
Пункт Назначения - НОЛЬ
Елене Васильевне Болдыревой и Виталию Анатольевичу Пестунову
посвящается
До отхода поезда оставалось пять минут. Хмурая проводница с алтайским лицом еще раз оглядела Ленку с головы до ног и, почти срываясь на истерический крик, в который раз уже предложила ей войти в вагон, но Ленка, едва понимая смысл произносимых окружающими слов, только кивала головой и продолжала стоять на перроне с провожавшими ее людьми. Все они, за исключением, наверное, только Витали и Артема, пытались улыбаться. Пытаясь пошутить, они встречались с ней глазами, и отводили взгляд.
Причиной этого был, бессознательно для них всех, конечный пункт, куда должна была прибыть Ленка в конце своего путешествия, путешествия в одну сторону. Лежал этот пункт дальше любого из мест, в котором им приходилось бывать, и даже дальше, чем вся область на Земле, исследованная человеком. Он находился далеко-далеко за пределами узких улочек Старого Таллинна и неторопливых разговоров рыбаков с острова Саармаа. Находился так далеко, что не бывали там ни бойкие жители Прибалтымья, кочевавшие некогда со своими стадами элефантов по всем закоулкам мира, ни почтенные ары с кавказских вершин, много чего повидавшие на своем веку, ни даже старейшины автономного местечка Малые Рабиновичи, что лишь в конце Вечности нашли себе пристанище на благословенных берегах И-Сети. И даже Пиздец-Лотарингия со всеми своими филиалами казалась теперь, в сравнении, близкой и родной. Ибо путешествие Ленки заканчивалось в Нирване…
Не все из желающих проводить ее, надо сказать, добрались до вокзала. Толстого герра Найна, отчаянно спешившего, уже на перроне сбил трактор, перевозивший тележки с грязным бельем. Вокруг огромного найновского тела в помятом костюме и тех милых, столь знакомых всем стоптанных ботинках, уже толпился весь возможный в такой ситуации люд: медики в белых халатах, бомжи, безразличные товарищи из транспортного ОМОНа и зеваки. Разбитый передок трактора, на который налетел Найн, уныло и как-то виновато блестел в лучах недавно появившегося Солнца. Наверное, трактор размышлял о неизбежном теперь капремонте.
В это же время Облом Иванович, еще надеявшийся успеть отменить расставание, отбивался в троллейбусе от наседавших контролеров, выловивших его на выходе. Происходящее выглядело для него совершенно абсурдно, поэтому он раз за разом повторял одну и ту же фразу :''Я же Облом Иванович!'', на что контролеры гыкали и отвечали ''Да хоть Эдит Пиаф!''. Облом Иванович не к месту вспомнил рассказ своего друга Жан-Поля Алкоголя, как тот подружился с Пиаф, и тяжело вздохнул. Контра приняла этот вздох за капитуляцию и двери стоявшего неподалеку спецавтобуса гостеприимно распахнулись… так два человека, в чьих силах еще было отменить отъезд, были лишены возможности сделать это. Дальше могло быть только одно. Расставание.
На перроне, недалеко от кучки всех этих, таких непохожих, людей, провожавших Ленку, возникло какое-то оживление. Повернувшись в ту сторону, Виталя, находившийся в том же полутрансовом состоянии, что и она сама, увидел толпу цыган. Обоих полов и всех возрастов, те шумно обсуждали какие-то свои дела и сновали среди своих огромных баулов. С пол-минуты, наверное, Виталя отстраненно смотрел на эту жизнь, Никогда-Не-Прекращающуюся-Жизнь, и лишь потом перевел взгляд на ту, кого они провожали.
Лицо Ленки приблизилось к лицу Витали. Едва сдерживая мучительные слезы, уже блестящие в ее глазах, она поцеловала его. Виталя молча посмотрел на нее. Взгляд этот сказал ей все, сказал без единого слова. Долгие секунды их глаза были соединены незримой нитью, которая одна сдерживала натиск безумного напряжения момента… наконец, по воле Ленки, была разорваны. Так было надо, и так было неизбежно. Но, как только нить взгляда была разорвана, Ленка тихо, без надрыва и криков, заплакала.
Слезы придали ей какое-то особое, невидимое прежде, очарование. Это было очарование уже столь близкой и неотвратимой потери. Она сделала шаг и оказалась в его объятиях. (Все окружавшие постарались деликатно отвернуться, хотя чего там – что теперь было им всем скрывать друг от друга?) . Когда поцелуй закончился, Виталик хрипло произнес :''Ты уезжаешь…''. Слова эти не имели никакого значения, как, впрочем, и любые другие. Но Кортни почему-то все же кивнула в ответ на это странный полувопрос-полуутверждение. Ей захотелось что-то добавить к своему беззвучному ''Да, я уезжаю… думаю, уезжаю навсегда, милый мой мальчик'', но тут перекошенный от необъяснимой ярости бурятский анфас проводницы в очередной раз нервно дернулся, после чего последовало сообщение, что поезд сейчас отходит, с вами, девушка, или без вас.
В полном отчаянии Ленка кинулась обнимать всех оставшихся. Они послушно подставляли щеки и губы; они пытались сказать ей что-то ободряющее; некоторые из них думали ''Господи, да поскорее же… это же сумасшествие''.
Утро еще не торопилось перейти в день, обещающий быть жарким, угрожающий в конце обрушиться на город сметающим все ливнем. Уже спала в своем кольцеобразном замке богиня Серидвена, Хозяйка Серебряного Колеса Вагон Ленки – последний в составе – уже вобрал в себя ее чемоданы и сумки. И только сама Ленка еще, стоя на бетоне перрона, связывала свое Прошлое, Настоящее - и Будущее. На миг ей почудилось приближение лангольеров старины Кинга… но она стряхнула с себя наваждение и вскочила на подножку двинувшегося мгновением раньше поезда.
Колеса медленно застучали по стыкам рельсов. Все было теперь просто. Оставалось только Будущее. Дело было не в двух тысячах километров. Теперь между ней и этими людьми вставала Вечность, что бывает столь жестока и все-таки столь милосердна к нашему миру. ''Что есть люди? – Смертные боги. – А что есть боги? – Бессмертные люди'' – так когда-то говаривали греки. Сейчас Ленке предстояло самой решить, кем стать.
Внезапно Виталя побежал вслед за уходящим поездом. На бегу он, кажется, что-то кричал и размахивал руками, и промчался так до конца платформы. Может быть, в этом и не было никакого смысла… впрочем, какого черта. Есть ли он вообще хоть в чем-нибудь?
Трагедия завершалась, шла последняя страница последнего акта сценария. Но, по замыслу авторов и режиссеров (без сомнения, Клото, Лахезис и Атропос, кто еще так не любит хэппи-энды?), оставался еще один штрих.
Толпа цыган, все так же шумящая позади, наконец начала затихать, как замирает человек перед принятием важного решения. Затем они принялись усаживаться на свои баулы и медленно, как будто осторожно примериваясь, стали один за другим взлетать, лавируя между проводами. Когда последние еще оставались внизу, первые из взлетевших на высоте нескольких метров неподвижно зависли над землей, поджидая отставших.
Наконец, все цыгане оказались в воздухе. Табор неторопливо двинулся – по совпадению или нет – на запад, в ту же сторону, куда только что уехала Ленка. Галдящие старухи, переговаривающиеся взрослые, шумящие дети и прочие, вплоть до правнуков, члены клана, не обращая внимания на жизнь внизу, гипнотически медленно полетели к своему Пункту Назначения.
Виталя долго смотрел вслед не то им, не то уходящему вдаль поезду, а потом побежал догонять товарищей.
1998 – 2006
